Из снега и пепла

Дата разгрома советскими вой­сками немецко-фашистских войск в Сталинградской битве 2 февраля 1943 года стала историческим днем и для Воронежа. В эти первые дни февраля 82 года назад в сводках Совинформбюро сообщались подробности о сражении в районе Воронежа, где войска Воронежского и Брянского фронтов проводили Воронежско-Касторненскую наступательную операцию.

Он трудный самый

«Войска Воронежского фронта овладели районными центрами Советский, Ястребовка и железнодорожной станцией Кшень… Западнее Воронежа наши войска развивали успешное наступление, продвинулись вперед и заняли ряд населенных пунктов. Н-ская часть окружила и почти полностью уничтожила немецкий полк. Захвачено 600 пленных, 150 автомашин и 15 орудий», – сообщило Сов­информбюро вечером 1 февраля. В этот день произошел один из самых последних боев за освобождение Воронежской земли от оккупантов. На стыке двух областей Центрального Черноземья, где Нижнедевицкий район Воронежской области граничит с Горшеченским районом Курской области, между селом Васильевка, хутором Широкий и деревней Бабанино, находящийся там в разведке с 31 января экипаж тяжелого танка «КВ-1» 392-го танкового батальона 180-й танковой бригады 38-й армии Воронежского фронта под командованием лейтенанта Андрея Вахмистрова атаковал большую колонну войск и обозов отступающих частей вермахта и их союзников. Противник не ожидал нападения, и экипаж огнем и гусеницами уничтожил 20 орудий, до 200 повозок с грузом и до 160 немецких солдат и офицеров. Когда танк был подбит, экипаж продолжал вести огонь. Его командир лейтенант Андрей Вахмистров в этом бою погиб. Старший механик-водитель техник-лейтенант Петр Манаков сумел завести машину, но боеприпасы к этому времени уже закончились. Петр Манаков гусеницами раздавил группу немецких солдат. Затем вместе с оставшимся экипажем сумел покинуть горящий танк и вернуться в часть. За проявленные в этом бою мужество и отвагу Петр Манаков был удостоен звания Героя Советского Союза. Командир танка лейтенант Андрей Николаевич Вахмистров награжден орденом Оте­чественной войны I степени, посмертно.

2 февраля в сводках Совинформбюро еще дважды сообщались подробности сражения в районе Воронежа как завершения Воронежско-Касторненской наступательной операции. Военными историками она рассматривается теперь как часть Воронежско-Харьковской стратегической наступательной операции, проведенной войсками Воронежского, Брянского и Юго-Западного фронтов с 13 января по 3 марта 1943 года. Но масштабные боевые действия вокруг нашего города закончились именно 2 февраля.

Прорыв на запад

А уже сегодня, 7 февраля, ­
82 года назад в 6 утра в разведсводке штаба Воронежского фронта о положении противника было сказано:
«…окруженные части противника в районе Горшечное, Старый Оскол продолжали попытки прорваться в западном направлении. На белгородском и харьковском направлениях противник, прикрываясь сильными арьергардами, с боями продолжал отход на западный берег р. Северский Донец. Авиация противника действовала по боевым порядкам наших частей и вела разведку до меридиана Валуйки. Всего за день, по неполным данным, отмечено до 23 самолето-вылетов. Остатки разбитых частей… немцев, выбитые из Горшечное, прикрываясь арьергардами, двумя колоннами с боем отходили на запад… На белгородском направлении 6 февраля противник огнем и контр­­атаками при поддержке 30 танков продолжал оказывать упорное сопротивление нашим частям… На остальных участках направления, боясь полного уничтожения, прикрывался слабыми арьергардами и продолжал отход в западном и юго-западном направлениях».

Звезды в проломах и лестницы в никуда

А в Воронеже в Троицкой слободе, в уцелевшем доме на ул.8 Марта армейское командование вручило руководству города символические ключи еще 25 января. Ключи от города, которого не было – были руины, заминированные и опутанные колючей проволокой. Они встретили в феврале возвращавшихся домой воронежцев. Все это хранится в памяти старейшего воронежского врача из знаменитой династии Татьяны Русановой. С корреспондентом редакции Татьяна Николаевна поделилась своими детскими воспоминаниями о встрече с любимым городом.

– Странный это был путь по узкой тропинке среди сугробов, красноватых от кирпичной пыли, и черных развалин. В проемах окон сияли звезды. Я не понимала, где мы идем, пока не увидела ограду Первомайского сада с сорванными воротами и ажурными столбиками фонарей, скрученными непонятной гигантской силой в узлы. Однако кирпичный забор с характерным кресто­образным рисунком был цел и вдоль Первомайского сада, и вдоль 2-й клинической больницы, на фасаде которой зияли два огромных пролома – от фундамента до несуществующей крыши. На углу проспекта Революции и Кольцовской улицы все остановились. Я узнала наш старый дом. Вернее – не узнала. Четыре стены без крыши и перекрытий. В зияющие окна видна куча щебня. А внутри – дека рояля, торчащая, как крыло невиданно большой подбитой птицы. На одной из стен сохранилась грубо намалеванная надпись: FEUER. По-немецки означает «огонь». Так немцы перед отступлением метили еще уцелевшие дома, назначенные к сожжению.

А потом ослепительно сиял зимний день. Мы снова пробирались узкой тропинкой и были счастливы, что наконец дома. Груды развалин, пустоглазые коробки, причудливые остатки стен, висящие на арматуре бетонные плиты, лестничные марши, ведущие в никуда. Улица оказалась непроезжей. Идти приходилось по протоптанным в снегу тропинкам – зигзагами, соответственно завалам на дороге. Прохожих почти не встречалось. Те немногие, что уже вернулись, работали с раннего утра до позднего вечера. На улице люди замечали друг друга издалека. При встрече смотрели внимательно: а вдруг родной или знакомый? Но и с незнакомыми приветливо здоровались.

«Женя, мы живы»

– Проспект Революции был относительно расчищен. Руины, коробки по обеим сторонам, в конце – серый остов «Утюжка». По рассказам мы знали, что Кольцовский сквер немцы превратили в кладбище, где рядами стояли кресты с касками. Кресты и простые деревянные, и фундаментальные чугунные. На некоторых можно было разглядеть марку фирмы Крупп и дату изготовления.

В следующий раз мы спустились по ул.Степана Разина, которую бабушка упорно называла Петровским спуском, приговаривая: «Вот еще, назвали улицу именем какого-то разбойника!» На обломке единственной стены дома четко читалось: «Женя! Мы живы. Наш адрес Студенческая 32, кв.8». Бабушка все гадала, где этот неизвестный Женя? Жив ли? Придет ли к родному пепелищу? И где их мама? Гораздо позже я узнала, что писал это будущий известный поэт Анатолий Жигулин. Женей звали их маму, и вскоре вся семья счастливо соединилась.

Но до долгожданной Победы было еще далеко.

Фото из военных архивов